Ну вот и первый день поста. Так необычно быть не дома. Вспоминаю, как мы в нашей священнической среде, рассуждая о днях говения, с улыбкой вспоминали слова из «Настольной книги священнослужителя», написанные не без доброго юмора протоиереем Сергием Булгаковым. Он, вспоминая о масленице с её блинами, сметаной и прочей снедью, всматриваясь в перспективу «многодневного голодания и недоедания», устами и сердцем нерадивого говельщика уныло воздыхает: «Вот оно, хмурое утро первого дня Великого поста…».
Надеюсь, что вы улыбнулись.
А если по-честному, то этого времени очень ждёшь в течение всего года. Потому что для нас, людей мало и плохо выстроенных духовно, – что говорить, это так – именно дни Святой Четыредесятницы, по существу, есть единственная возможность хоть немного подышать воздухом рая. То есть постараться с помощью Божией и, безусловно, при наших усилиях постараться войти в состояние (именно состояние, ибо речь идёт о внутренней работе) удивительно вдохновенное, возвышенное, наполняющее нас такой неземной красотой и силой, которые невозможно ни объяснить, ни пересказать тому, кто никогда не постился – причём добровольно, свободно, сознательно и с рассуждением. Так что, слава Богу, наконец-таки это время наступило. И уж если так оно сложилось, что я не дома, значит, буду говеть вот в таких, понимаете, корейских условиях.
А утро сегодня было таким солнечным и тёплым, таким весенним, просто превосходным! И в это замечательное утро мне пришла мысль набросать – ну вот так, просто по ходу – некоторую «духовную карту» понедельника первой седмицы поста. Признаюсь честно, я об этом не думал заранее, но вот так легло на сердце. Я подумал: поскольку сейчас много происходит очень разного вокруг и внутри нашей сборной, столько всего, нуждающегося в духовной поддержке, то чем я как пастырь, духовник могу быть полезен? Конечно, в первую очередь молитвой, тем более в эти дни постного воздержания. Вот я и решил сегодня отмечать словами из чинопоследования Богослужения понедельника первой седмицы поста своё движение по этому дню. Одновременно с этим мне пришлось принять ещё одно решение: поскольку обычно службы в эти первые дни поста в храмах особенно долгие, а мне не хотелось ничего сокращать – можно было, конечно, но мне не хотелось – я подумал о том, что буду всё прочитывать, не облачаясь в богослужебную одежду. Ведь в течение дня ко мне будут приходить люди, и мне самому нужно будет уезжать на соревнования. Поэтому я буду просто читать и прерываться тогда, когда кто-то будет нуждаться в общении со мною, а потом снова продолжать. Так я и сделал. И на этой карте появилась первая надпись, из 29-го псалма: «Господь крепость людям Своим даст, Господь благословит люди Своя миром».
Машина, как обычно, была у входа в гостиницу. Мы поздоровались с моим сопровождающим, Владом, я его благословил и – вперёд! А по пути я ему читал фрагменты из богослужебного текста. Ведь он обычно не ходит в эти дни на службу, а тут… И вы знаете, ему было интересно. Нет, честно, интересно! И я поставил следующий значок на этой карте, уже из 30-го псалма: «На Тя, Господи, уповах, да не постыжуся вовек». И дальше оттуда же: «Мужайтеся, да крепится сердце ваше, вси уповающие на Господа». Так мы и доехали. А потом я пришёл в часовню, но по пути ещё встретился с Пашей Дацюком, капитаном нашей мужской хоккейной сборной. Я его благословил и пригласил прийти помолиться. Вот и ещё один шаг – псалом 32: «Не спасается царь многою силою, и исполин не спасается множеством крепости своей… Се очи Господни на боящихся Его, уповающия на милость Его».
Ну, вот я и добрался. Как же хорошо пахнет в часовне! Знаете, пахнет храмом, и чувствуется, что здесь молятся. Теперь уже можно, как обычно на службе, прямо по тексту: «Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя».
…Как же неожиданно пришло это решение, о котором я нисколько не пожалел. Но действительно, как быть? Ведь неизбежно придётся прерываться на общение, на встречи, а погрузиться в службу очень хотелось. Верите, настолько хотелось, что это можно сравнить с состоянием того человека, у которого пересохло горло и кому очень сильно хочется пить. Я стоял в часовне и читал. Заходили люди – работники штаба, врачи, спортсмены; мы молились, общались, и на всех этих встречах лежала печать богослужебного текста с его глубиною, которая отзывалась в сердце и порой до слёз тревожила душу. «Зане лукавнующие потребятся, терпящие же Господа, тии наследят землю» (Пс. 30). И там же: «От Господа стопы человеку исправляются». И вот ещё: «Егда падет, не разбиется, яко Господь подкрепляет руку Его» (Пс. 36).
А вот и подошло время традиционного утреннего молебна. Знаете, я поймал себя на мысли о том, что, совершая его, я перешёл на великопостный распев – прямо-таки на мирной ектенье и перешёл. Да-да, конечно: тут-то я уже облачился в обычные богослужебные доспехи, без этого никак. Прочитал все записки. Так приятно было никуда не торопиться! Хотя впереди был выезд на выступление наших фигуристов – Катюши Бобровой и Димы Соловьева. Но это ещё не сейчас... И вот тут со мной произошло нечто неожиданное и необычное: когда после окончания молебна я приготовился, как положено, встать на колени и читать молитвы на начало поста – а их две: одна короткая, а другая очень длинная – я вдруг решил позвонить по телефону одному из руководителей нашей сборной. Почему именно ему и зачем сейчас? Вы знаете, я помнил наш с ним недавний разговор о том, что он собирается поститься. И верите, у меня было устойчивое ощущение того, что он сейчас, в это время, находится в номере своей гостиницы и сможет встать на колени. Более того, была глубокая уверенность в том, что он этого хочет и ему это надо. Представляете?
Что было дальше? Я набираю его номер, поздравляю его с началом Великого поста и спрашиваю, не отвлекаю ли я его. А он мне говорит: «Вы знаете, батюшка, я сейчас как раз зашёл в номер своей гостиницы». Каково было мне это слышать! Ведь мне совершенно неожиданно об этом и подумалось. А я ему говорю: «Тогда давайте вместе встанем на колени, и я прочитаю молитву на начало поста». Вы не представляете, как обрадовался этому мой собеседник, и всё это было так естественно, как будто именно так и должно было случиться. Ну надо же, кто бы мог подумать – такое, понимаете, совпадение. Но это ладно. Как только мы встали на колени – я здесь, в часовне, а он там, в отеле, дверь часовни открылась и в неё вошли два наших хоккеиста, Павел Дацюк и Егор Яковлев. И я, уже стоя на коленях, предложил им сделать то же самое. Представляю, как они удивились: стоит батюшка на коленях, у него телефонная трубка в руках, он читает вслух молитву, и все её слушают... Потом, конечно, я всё объяснил ребятам и поделился тем, как это всё вот именно так получилось. А они как-то очень спокойно к этому отнеслись, как к само собой разумеющемуся. Затем я служил молебен, сугубо поминая наших хоккеистов, после чего мы немного пообщались – по душам поговорили. Они ушли, я остался. «Терпя, потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою» (Пс. 39).
А потом я пошёл в медцентр и по пути, у лифта, встретил Василия Николаевича Гудина, тренера Александра Крушельницкого. Знаете, я подошёл к нему, просто обнял его и благословил. И ничего не спрашивал, потому что и так всё понятно. На волне как на волне… «Да постыдятся и посрамятся вкупе ищущие душу мою изъять ю, да возвратятся вспять и постыдятся хотящии ми злая» (Пс. 39). И уже дальше: «Уповаю на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего и Бог мой» (Пс. 41).
Пора было выезжать на фигурное катание. Совсем ненадолго – туда и обратно. Ещё перед отъездом на игры я попросил моих помощников скачать мне на айпад всё чинопоследование первой недели поста, и признаюсь честно, что для наших походных условий такой вариант оказался очень удобным. По пути к машине я встретил аналитиков нашей хоккейной сборной – Василия Казанова и его напарника Даниила. А уже недалеко от КПП – хоккеистов Сергея Широкова и Вячеслава Войнова. Я преподал им всем благословение и ненадолго задержался возле них – всё-таки пост, и без короткого назидания никак нельзя. Кстати, хочу, чтобы усердные ревнители церковного устава поняли меня правильно: у каждого из нас сегодня свой пост. У нас с вами, дорогие, он один, а у этих ребят он совсем другой. И тот из них, кто имеет желание и готовность к нему приобщиться, соблюдая при этом спортивный режим и понимая, что сегодня для него свои, особые правила, может, обращаясь за советом к священнику, определить ту меру воздержания, которая будет для него по силам и по совести. Так вот, коснувшись в том числе и этой темы, – как же в эти дни без неё? – я поторопился, чтобы успеть выполнить просьбу Кати Бобровой, и по милости Божией мы не опоздали. Необычно было, наверное, это наблюдать: заполненные трибуны; буквально минут за пять до выступления пары российских фигуристов появляется священник, и после выставленных оценок поднимается, крестится и уходит. Да, кстати, это крестное знамение было не единственным: после окончания программы Катюша тоже перекрестилась – широко, естественно, не на публику. Когда к этому приходишь, то начинаешь этим дорожить, и как же Господа не поблагодарить за Его поддержку и помощь. Кстати, в эти пять минут до выступления наших ребят можно было продолжить дорожную карту – что там у нас? Да-да: «Узрят праведнии, и убоятся, и о нем воссмеются, и рекут: се человек, иже не положил Бога помощника себе, но упова на множество богатства своего и возможе суетою своею» (Пс. 51).
Но вот мы уже снова в машине и едем обратно в деревню. Возвращаюсь, продолжаю читать дальше. Открывается дверь, и заходит один из моих недавних собеседников, Василий Казанов. С ним мы сразу почувствовали друг в друге что-то родное. Слово за слово – представляете, оказывается, земляки! Ну да, земляк земляка, а тем более – казак казака видит издалека. Он родом из Новочеркасска, а моё детство, как я уже писал, прошло в Ростове-на-Дону. И сколько раз я ездил с родителями через Новочеркасск к бабушке в казачий хутор Мостовой Усть-Донецкого района, проезжая станицу Верхнекундрюченская. А его прадед, оказывается, был последним атаманом станицы Суворовская. В 1937 году атамана Ивана Казанова арестовали и он сгинул в подвалах НКВД.
Вот и поговорили… А я вспомнил, как в прошлом году, после тридцати с лишним лет моего отсутствия на родине, мы с нашей семьей совершили-таки поездку в бабушкин хутор. После смерти бабушки я туда больше ни разу не приезжал. Родственники оставались, связь поддерживалась, но наведываться туда не получалось. Давно хотели, а тут и повод нашёлся: выяснилось, что большой храм святого апостола Иоанна Богослова, когда-то осквернённый и превращённый в безбожные годы в склад ядохимикатов, восстановлен и там идут службы. Верите, так захотелось в нём послужить! Собирались несколько раз, да всё откладывали. А храм я помню, хорошо помню: едешь из города по просёлочной дороге – ухабы да кочки, скорее бы добраться. И всё высматриваешь – виден ли храм? Так он и был этим ориентиром: как только показался – ура, скоро и дороге конец! Пару раз я залезал в храм через щель в двери вместе с приятелями-мальчишками. Помню, внутри у всех святых на фресках были выколоты глаза, на стенах – непотребные надписи... А вонь от химикатов стояла такая, что щипало глаза. Но надо признаться, что, будучи в те годы, как и многие, и пионером, и комсомольцем, я испытывал в храме чувство священного трепета и глубокого благоговения и всегда считал себя верующим. Такое вот своеобразное было сочетание. Да, в те годы я и думать не мог, что стану священником.
Приехали мы в деревню на один день: прилетели из Москвы мы с матушкой, моя мама, сестра и сын с женой. Нас встречали наши московские прихожане Серёжа и Женя Дроздовы, приехавшие заранее – у Серёжи мама живёт в Ростове. И вот мы все на его микроавтобусе проехали в Иоанновский храм на службу. Это было сразу после Троицы. Людей в храме много; на клиросе – мои матушка, сестра и невестка, а Коля, мой сын, помогал в алтаре. Местный священник, отец Алексей, любезно опекал меня. Помню, в конце службы ко мне подошла женщина, представилась и попросила молитв о своём покойном деде, а потом добавила: «Он был здесь настоятелем, его арестовали прямо на службе и в облачении увезли в Ростов, где вскоре расстреляли. Пожалуйста, помолитесь об убиенном иерее Николае». «Конечно», – обещал я.
Служба закончилась, мы пообедали у родственников, посидели за столом, попели казачьи песни, а потом уехали, чтобы успеть на самолёт. Слава Богу, ночью мы уже были в Москве. И вот днём следующего дня мне звонит моя сестра Зоя и говорит:
– Ты знаешь, батюшка, я после поездки внимательно просматривала сайт храма. Смотрела, читала – там много всего интересного подобрано. И я размышляла, сопоставляла всё – рассказы, фотографии, разговоры с настоятелем отцом Алексеем и родственниками. И ты знаешь, что я хочу тебе сказать? Этого батюшку, отца Николая, арестовали 78 лет назад, ровно в тот день, когда мы прилетели из Москвы и служили Литургию. Ты представляешь, какое совпадение? Получается, мы как будто бы закончили его прерванную службу. Да, и ещё: есть основания полагать, что он… – наш родственник.
Я до сих пор нахожусь под впечатлением от того, что тогда произошло. А ещё от того, что как подумаешь: вот бегал ты босиком, мальчишкой, пионером и комсомольцем, по этим деревенским улицам, а у Бога в Его планах ты уже был священником… В голове не укладывается, но это ведь правда. Вот такая, понимаете ли, встреча с земляком-Васей. Теперь он живёт в Москве, и мы договорились непременно с ним ещё увидеться после окончания Олимпийских игр и возвращения домой.
Ну а потом я заглянул в медцентр, потому что в прошлый раз, когда ходил туда, там никого не было. А в этот раз я познакомился там ещё с одной парой фигуристов, выступающих за нашу сборную. Это Тиффани (в крещении Анастасия) Загорски и Джонатан Гурейро. Он из Австралии, но прекрасно говорит по-русски (его мать – известная советская фигуристка Светлана Ляпина). А она родилась в Британии, выступала за Францию, а потом переехала в Россию и получила российское гражданство. По-русски тоже говорит, но с сильным акцентом. Так было интересно на них смотреть! А потом они остались на медицинские процедуры, а я пошёл продолжать читать чинопоследование первого дня Великого поста дальше, и когда они заглянули ко мне в часовню, чтобы поставить свечи, мы уже познакомились поближе.
– Как у вас вкусно пахнет! – сказала Тиффани и улыбнулась.
– А можно у Вас попросить святой воды? – спросил Джон после того, как написал записку с именами своих близких.
– Да, конечно, – сказал я и, открыв одну из маленьких бутылочек с минеральной водой, долил в неё немного из другой бутылочки, где была святая вода, привезённая мной из Москвы.
– Да: простите, пожалуйста, а эта бутылка была запломбирована? – спросил Джонатан. – А то… Вы же сами понимаете…
– Конечно, понимаю, не переживайте, всё в порядке.
– Спасибо, извините.
Фигуристы ушли. Такие вот времена…
Я продолжил чтение, а к пяти часам стали собираться прихожане: на это время в расписании было поставлено Великое повечерие с чтением Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского. Я, как положено на этой службе по уставу, погасил свет: в часовне горели только свечи. Началось Великое повечерие. Присутствовало на нём двенадцать девушек-хоккеисток: они, почти все пришедшие на этот чин впервые в жизни, стояли и молились, слушали и думали, размышляли и переживали… Когда служба закончилась, спортсменкам через полчаса нужно было уже ехать на полуфинальную игру с канадками. В этот раз тренер не стал меня приглашать в раздевалку, но просил передать, что хочет это сделать в следующий раз, 21-го февраля. И я, конечно, догадывался, почему… Благословив и отпустив девчонок, я потом вспоминал, как в конце Богослужения, стоя на коленях и испрашивая прощения, – так положено в службе – я просил Надю Александрову как самую старшую из девушек повторять за мною слова «Бог тя простит, отче святый, прости и помолись и за нас, грешных». Всё как положено…
Завершив всё то, что нужно было успеть сделать в часовне, а также начав читать толкование на книгу Иисуса Навина, – я же председатель Библейского Яхт-клуба, старт регаты дан, отставать нельзя, нужно соответствовать – я отправился на хоккейный матч. Мы его проиграли 0:5, но это была совсем другая игра по сравнению с той, которая была у девушек несколько дней назад с соперником в этой же группе. Команда ещё очень молодая, она растёт, и когда-то канадки проиграют, но пока они, что говорить, сильнее, мастеровитей, техничней. Однако наших девчонок не в чем упрекнуть: они старались и в какой-то момент были близки к тому, чтобы попытаться переломить ход встречи. Пока не получилось, но за такую игру не стыдно. Теперь впереди матч за третье место со сборной Финляндии.
Да, кстати – не буду скрывать, поскольку это благословение, полученное мной когда-то от моего ныне покойного духовника, игумена Виссариона (Остапенко), насельника и духовника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры – благословение, как поститься мне, священнику, в эти дни первой седмицы Великого поста. Он благословил меня вкушать на первой неделе один раз после захода солнца пищу без масла и не досыта. А ещё помню случай: как-то в самые первые годы моего служения у Престола я в разговоре с ним обмолвился о послаблении в посте в путешествии, зная, что такая практика существует. Батюшка улыбнулся, посмотрел на меня ласково и сказал: «Знаешь, если искать возможность для послабления, то ты всегда её найдешь. Но если ты решишь для себя этого не делать, то увидишь, как Господь будет помогать тебе, и большого труда в том, чтобы не расслабляться, не будет». Могу свидетельствовать, что это работает, и ещё как работает. Поверьте, всё Господь управляет. Вот и теперь, когда в перерыве хоккейного матча я подошёл к тому месту, где можно было подкрепиться, то обнаружил, что там есть и рис, сваренный на воде, и бананы, и мандарины, и апельсиновый сок. Знаю, что есть и более строгие говельщики – попрошу их не судить меня сурово. Как благословили, так я и поступаю, помня добрые советы своего духовного наставника, удивительного пастыря, истинного монаха, духовного поэта и добросовестного молитвенника.
По возвращении в номер мне пришлось посвятить некоторое время подборке музыки – песнопений для оставшихся олимпийских дней, то есть до конца этой недели. Затем – подготовить текст, после чего ещё почитать Священное Писание и немного подумать о завтрашнем дне. А карту дня сегодняшнего завершу словами великопостной стихиры: «…со дерзновением молящеся, припадаем, зовущи, просяще мира и душам нашим велия милости».
Настоятель храма,
духовник олимпийских спортсменов России
протоиерей Андрей Алексеев
