Роскошь московского октября… Проходя мимо нашего Бутовского леса, невольно замедляешь шаг: ясное голубое небо тихо светится сквозь сияющие позолотой полупрозрачные кроны берёз, бронзой и медью отливают ещё густые шевелюры дубов, а ветер усыпает дорожки коралловыми листьями клёнов и жаркими рубиновыми листочками осин.
Как тут не вспомнить с детства знакомые, ставшие уже частью нашего мировосприятия любимые осенние строки – пушкинские («Октябрь уж наступил. Уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей…»), бунинские («Лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный, весёлой, пёстрою стеной стоит над светлою поляной»), есенинские («Отговорила роща золотая берёзовым весёлым языком…»)…
В такие мгновения вдруг ясно осознаёшь, как мы богаты, – подаренной нам на всю жизнь трепетной красотой Божьего мира и чудесной выразительной силой, изяществом и лаской русской речи. Дар этот так велик, так необъятен, что мы не в состоянии вместить его и даже не помним всех своих сокровищ.
Вот и первая половина нынешнего октября – время воспоминаний о трёх замечательных именах, входящих в сокровищницу русской литературы. И если одно из них всеми почитается великим и славным – имя Михаила Юрьевича Лермонтова, чей двухсотлетний юбилей со дня рождения отмечается 15 октября, – то двух других стихотворцев традиционно относят к поэтам то ли второго, то ли ещё какого-то, следующего ряда; и это неудивительно – ведь в русском поэтическом пантеоне не десятки, а сотни имён!
Между тем оба поэта-юбиляра (Алексей Васильевич Кольцов, родившийся в один день с Лермонтовым, только пятилетием раньше, и Иван Саввич Никитин, их младший современник, рождённый 3 октября 1824 года) не просто заслуживают нашей памяти – в русскую поэзию, которая была в начале XIX-го века по преимуществу занятием и достоянием дворянства, благодаря им влилась стихия народного мироощущения и народного языка, многовековая фольклорная традиция.
Интересно, что родились оба – и Кольцов, и Никитин – в Воронеже, на юге срединной России (оттуда же родом знаменитые писатели века 20-го – И.А. Бунин и А.П. Платонов); оба происходили из мещанско-купеческой среды (Кольцов – сын прасола, то есть торговца скотом, отец Никитина торговал свечами, а затем содержал постоялый двор); для обоих занятия литературой в силу жизненных обстоятельств не могли стать профессией – Кольцов был вынужден продолжать торговые дела отца, Никитин по финансовым причинам не мог отказаться от содержания постоялого двора… Хотя в этом, как в любом Богом данном сложении нашей жизни, был для них, видимо, и свой смысл, своя польза: Кольцову, например, именно его постоянные путешествия в качестве приказчика по южнороссийским степям – когда приходилось целые дни скакать верхом, ночевать у костра под открытым небом, тесно общаться с крестьянами, входить в их бытовую и трудовую жизнь – помогли полнее и глубже почувствовать поэтическое очарование природы, усвоить истинно народный взгляд на мир и научиться говорить об этом по-народному просто, но красочно и задушевно.
«Урожай» (фрагмент)
Посмотрю пойду,
Полюбуюся,
Что послал Господь
За труды людям:
Выше пояса
Рожь зернистая
Дремит колосом
Почти до земи,
Словно Божий гость,
На все стороны
Дню веселому
Улыбается.
Ветерок по ней
Плывёт, лоснится,
Золотой волной
Разбегается.
(А.В. Кольцов)
Да и Никитину, думается, встречи и беседы с многочисленными постояльцами из разных российских губерний не только жизненного опыта прибавляли, но много давали и для творчества: недаром в его творчестве с прекрасными пейзажными зарисовками, с тонкими лирическими размышлениями соседствуют сюжеты из судеб крестьян и ямщиков, бурлаков и городской бедноты, странников и артельных рабочих.
«Нищий» (фрагмент)
…Но беднее и хуже есть нищий:
Не пойдёт он просить под окном,
Целый век, из одежды да пищи,
Он работает ночью и днем,
Спит в лачужке, на грязной соломе,
Богатырь в безысходной беде,
Крепче камня в несносной истоме,
Крепче меди в кровавой нужде.
По смерть зёрна он в землю бросает,
По смерть жнёт, а нужда продаёт;
О нём облако слёзы роняет,
Про тоску его буря поёт.
(И.С. Никитин)
Оба народных поэта всю жизнь занимались самообразованием.
Алексей Кольцов мальчиком осваивал грамоту дома, да так успешно, что сразу смог поступить в двухклассное уездное училище, минуя необходимый предварительный этап – училище приходское. Правда, из второго класса отец его забрал, посчитав, что полученного образования сыну для участия в торговле вполне достаточно, и отдушиной для любознательного подростка стала личная библиотека воронежского книгопродавца Дмитрия Кашкина, которой хозяин, начитанный человек, сам писавший стихи, безвозмездно позволял пользоваться юному поэту-самородку.
А Иван Никитин поначалу учился в духовной семинарии, однако – опять же по настоянию отца, не справлявшегося из-за пьянства и буйного характера с ролью хозяина постоялого двора, – вынужден был бросить учёбу. Иван сам изучал языки – французский и немецкий, знакомился с произведениями классической западноевропейской литературы; позже, в 1859 году, воспользовавшись ссудой, он открыл в Воронеже книжный магазин с читальней, который стал культурным центром города.
И литературные судьбы их в чём-то похожи: при жизни обоим посчастливилось испытать хоть и не великую славу, но всё же признание – как читателей, так и критиков, даже войти в сообщество тех, на которых сами они смотрели как на учителей – стихи Никитина публиковались в «Отечественных записках», Н.А. Добролюбов благожелательно писал о нём в «Современнике»; Кольцов тесно сдружился с Белинским, был знаком с Пушкиным. Но жилось им тяжело, работать приходилось непосильно, собственной семьи – как уютного домашнего очага, где можно не просто голову приклонить, а почувствовать любовь и понимание – ни у того, ни у другого не сложилось… И ушли из жизни и Алексей Васильевич, и Иван Саввич рано – один тридцатитрёхлетним, другой – тридцати семи лет от роду: оба скончались от чахотки и покоятся теперь тоже рядом – на так называемом «Литературном некрополе» в Воронеже.
На стихи Кольцова и Никитина знаменитыми русскими композиторами (Мусоргским, Римским-Корсаковым и другими) написано множество песен и романсов, которые исполняются до сих пор, а вот сами стихотворения в последние два десятилетия публикуются лишь по несколько, в тематических поэтических сборниках. Но найти их при желании труда не составит – например, в электронных библиотеках. Найти, открыть ради знакомства одно-два стихотворения, а там и зачитаться, и увидеть Россию – вечную, не очень счастливую, но прекрасную, какой виделась она этим своим талантливым сынам; и почувствовать за строками родственную христианскую душу, смиренно и честно прошедшую свой жизненный путь с благодарностью Богу за всё.
ПЕСНЯ ПАХАРЯ
Ну! тащися, сивка,
Пашней, десятиной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе загорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и соху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно из скирды,
Молочу и вею...
Ну! тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку сготовим
Колыбель святую.
Его вспоит, вскормит
Мать-земля сырая;
Выйдет в поле травка –
Ну! тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет спеть, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжелых!
Ну! тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, Боже,
Хлеб – моё богатство!
(А.В. Кольцов)
НОВЫЙ ЗАВЕТ
Измученный жизнью суровой,
Не раз я в себе находил
В глаголах Предвечного Слова
Источник покоя и сил.
Как дышат святые их звуки
Божественным светом любви,
И сердца тревожного муки
Как скоро смиряют они!..
Здесь всё в чудно сжатой картине
Представлено Духом Святым:
И мир, существующий ныне,
И Бог, управляющий им,
И Сущего в мире значенье,
Причина, и цель, и конец,
И вечного Сына рожденье,
И крест, и терновый венец.
Как сладко читать эти строки,
Читая, молиться в тиши,
И плакать, и черпать уроки
Из них для ума и души!
(И.С. Никитин)
Сафонова М.Э.
