Дорогие друзья!
Предлагаем вам материал, подготовленный настоятелем нашего храма, протоиереем Андреем Алексеевым, во время его пребывания в олимпийском Рио-де-Жанейро.
Около Олимпиады.
Интервью с правнучкой Николая Лескова
«…Среди прихожан храма мученицы Зинаиды в Рио-де-Жанейро – немало интересных людей. С некоторыми из них в дни совершения Богослужений совместно с настоятелем этого храма, иереем Сергием Малашкиным, в период проведения Олимпиады в Бразилии мне довелось пообщаться. Одна из прихожанок этого храма – правнучка известного русского писателя Николая Лескова, крестница Императрицы Марии Федоровны Романовой, мамы царя Николая II, артистка балета, педагог и хореограф Татьяна Юрьевна Лескова. Татьяна Юрьевна любезно согласилась принять нас с отцом Сергием у себя и ответить на некоторые интересующие меня как священника и историка вопросы. Эту беседу мы предлагаем вниманию наших читателей в её полной версии, без каких-либо поправок и дополнений.
Нашей собеседнице – 93 года, она прекрасно выглядит для своих лет и сама водит автомобиль, у неё есть горничная. Она только что из салона красоты: аккуратная элегантная прическа, хороший маникюр, домашняя светская одежда. Мы приветствуем друг друга, усаживаемся по предложению хозяйки в кресла и начинаем общение.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, здесь, в Бразилии, я исполняю данное мне от Святейшего Патриарха Кирилла послушание духовника российской олимпийской сборной. У себя на родине, в России, я преподаю в духовной семинарии. У меня два образования – духовное и светское, историческое, а также есть диссертация на тему «Духовное состояние русского общества конца XIX – начала XX веков». Поэтому для меня, учитывая мой интерес к истории и к тем личностям, с кем Вы были знакомы непосредственно, особенно ценна эта возможность – здесь, в Рио-де-Жанейро, увидеться и поговорить с Вами. Для меня это возможность соприкоснуться и с той, во многом потерянной нами, культурой, и с богатством Вашей души и Вашего сердца.
Т.Ю. Лескова. Спасибо большое! Вы знаете, я ведь только правнучка Николая Лескова. А правнучка – это ведь далеко, правда?
Прот. А. Алексеев. Ну, это ведь огромная связь! Это целая жизнь. Отец Сергий рассказал мне, что Вы основали здесь школу балета.
Т.Ю. Лескова. Да.
Прот. А. Алексеев. Очень близкие мне люди, мои духовные чада, известные артисты Большого театра Сергей Николаевич и Елена Юрьевна Радченко руководят одним из объединений Большого театра под названием «Русский национальный балет», который часто гастролирует за границей. Эти люди – Ваши коллеги.
Т.Ю. Лескова. Балетную школу я основала здесь, но училась я в Париже, у Любовь Николаевны Егоровой, известной балерины Мариинского театра…
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, мне рассказывали, что Вашей восприемницей от купели является вдовствующая Императрица Мария Федоровна Романова, мама святого царя Николая?
Т.Ю. Лескова. Да, это так, я Вам покажу потом бумаги. Копии, конечно, потому что всё сделалось уже жёлтого цвета, и бумага почти рассыпается. Я даже узнала, где меня крестили в Париже, на rue Daru. Там в конторе есть все документы. А у меня тут бумага старая, уже и прочитать нельзя, потому что это только кусочки.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, получается, Ваша бабушка была фрейлиной?
Т.Ю. Лескова. Да, фрейлиной. Одной из фрейлин, их ведь было много.
Прот. А. Алексеев. Императрицы Марии Фёдоровны?
Т.Ю. Лескова. Да.
Прот. А. Алексеев. Потрясающе. А у Вас остались воспоминания о бабушке, Вы помните ваше общение?
Т.Ю. Лескова. Ну конечно, бабушка ведь меня вырастила. Когда умерла мама, мне было девять лет. Маме было 32 года. Бабушка приехала сюда после того, как закончилась война и мы смогли осуществить переписку. Она сразу написала, что не может одна. Я тогда уже ушла из Русского балета, и бабушка переехала сюда. И потом она захотела, чтобы за ней сюда приехала и её младшая дочь Ирина, и муж дочери, и чтобы и мою сестру двоюродную сюда привезли. Здесь они все и умерли, и всех я увезла обратно, в Париж, на Сен-Женевьев-де-Бюа. Но тогда там были уже только кости, и я смогла сделать маленькие ковчеги, чтоб перевезти.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, а в каком возрасте Вы переехали в Бразилию из Парижа, из Франции?
Т.Ю. Лескова. Когда я уехала из Франции, мне было 16 лет...
Прот. А. Алексеев. В 16 лет Вы из Франции переехали сюда?
Т.Ю. Лескова. Нет, в 16 лет я из Франции уехала с балетом в Австралию. Потому что тогда с мая по июнь мы танцевали в Лондоне, в Ковент-Гардене. В августе у нас был отдых, а в конце августа началась война, немцы вошли в Польшу. У нас был контракт в Германию с сентября, и даже костюмы, и музыка, и партитуры уже уехали в Берлин. И когда началась война, наш директор поехал туда и договорился о том, чтобы вернуть всё это обратно. Потому что музыка и костюмы – это ведь было наше имущество. В балете у нас не было почти никаких денег, было только имущество: костюмы, декорации и музыка. И потом мы поехали в Австралию.
Прот. А. Алексеев. А кто был руководителем этого театра?
Т.Ю. Лескова. Василий Григорьевич Воскресенский. Его имя по балету было «Василь де Базиль», потому что иностранцам очень трудно было произносить «Василий Григорьевич Воскресенский», и он просто сократил до «Василь де Базиль».
Прот. А. Алексеев. Он создал этот театр в Париже?
Т.Ю. Лескова. Сначала у него была «Русская опера» с Алексеем Акакиевичем Церетели, оперным антрепренёром: ещё во времена Сергея Павловича Дягилева, известного театрального и художественного деятеля, они открыли в Париже «Русскую оперу». Был балет и была «Русская опера». Он и Церетели руководили. А когда Дягилев умер, они взяли остатки дягилевской компании, несколько танцовщиков и, конечно, всё имущество, и начали новую компанию. Дягилев умер в 1929-м году, а компания началась в 1932-м.
Прот. А. Алексеев. А когда Вы пришли туда?
Т.Ю. Лескова. В 1939-м.
Прот. А. Алексеев. То есть Вы начали заниматься там?
Т.Ю. Лескова. Нет, у меня был контракт. Они пришли к Любови Николаевне Егоровой, которая была мой педагог, и выбрали меня, одну мою подругу и двух мальчиков на контракт в Ковент-Гарден, в Лондон. Мы уехали туда в апреле, а родилась я в декабре. Мне было бы 17 лет в декабре, то есть в компанию я вошла в 16 лет. Это был мой первый контракт с большой компанией. Потом, как я уже говорила, были вакации месяц, и дальше мы должны были поехать Берлин. Но с Берлином не получилось, и в ноябре мы поехали из Лондона в Австралию. Приехали туда 31-го декабря, и 1-го января уже были в Сиднее.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, а Ваши занятия балетом начались с детства?
Т.Ю. Лескова. Да. Моя мама умерла от туберкулёза. Вся моя семья была очень слабая в этом отношении: две моих тёти, Кира и Ирина, тоже были больны туберкулёзом, сестра бабушки и её сын тоже умерли от туберкулёза. И когда мне было лет пять, родители решили, что я очень худенькая. У меня не было болезни, но мама уже была больна, и боялись, что я тоже могу заболеть. Поэтому меня отправили в горы, в Пиренеи, это около Испании. Я туда поехала с бабушкой и должна была по утрам лежать на солнце и ещё что-то делать – не помню, я была тог да очень маленькой... Единственное – я помню, что ходила на лыжах, а бабушка – за мной, потому что она боялась, как бы я не упала.
Прот. А. Алексеев. Это бабушка Вас отдала в балетную школу?
Т.Ю. Лескова. Когда моя мама умерла, то доктор сказал, что мне психологически может быть очень тяжело… Мы же вместе жили: мама, бабушка и я, потому что мама разошлась с папой, когда они в Париж приехали, спустя два года после того, как я родилась. Мама была модель, и, конечно, папа очень ревновал. И поэтому они разошлись, и я жила с мамой и бабушкой. И вот тогда, после смерти мамы, доктор сказал, что мне нужно что-то делать, чем-то заниматься – может быть, гимнастикой. А папа вспомнил о своём знакомом по Петербургу и по Ереванскому полку – о князе Никите Трубецком, который был мужем Любови Николаевны Егоровой. И папа к нему пошёл с просьбой меня взять, потому что денег у нас никаких не было. И Любовь Николаевна меня взяла даром. После моей мамы, которая меня родила, и бабушки, которая меня вырастила, Любовь Николаевна Егорова – моя мать по балету, по работе.
Прот. А. Алексеев. И получается, что в балетную школу Вы пришли в возрасте…
Т.Ю. Лескова. Девяти с половиной лет. Мама умерла в августе, а в конце года меня уже поставили в группу.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, скажите, а Вы встречались с мамой Государя Николая, с Марией Фёдоровной?
Т.Ю. Лескова. Нет, она же была в Дании… Да, Мария Фёдоровна поехала в Данию, и в Париж она не приезжала.
Прот. А. Алексеев. То есть она была Вашей заочной крёстной, так можно сказать? А вместо неё на крещении присутствовала Ваша бабушка, её фрейлина, она же давала обеты и, так сказать, замещала в этом святом деле Государыню? Но в свидетельстве о крещении написано, что именно Мария Федоровна является Вашей восприемницей?
Т.Ю. Лескова. Да, покрестила она меня в 1923 году (родилась я в 1922-м), а в 1928 году она умерла.
Прот. А. Алексеев. То есть за неё крёстной была другая – Ваша бабушка, и она за неё давала обеты, но по её ходатайству – так можно сказать, да?
Т.Ю. Лескова. Да. Она ведь сама не могла присутствовать.
Прот. А. Алексеев. Скажите, пожалуйста, а чем была обусловлена такая возможность для Августейшей особы – быть Вашей крёстной? Какие связи, взаимодействие и общение меду людьми этого круга давали Вам и Вашей семье такое право: иметь крёстной такую особу?
Т.Ю. Лескова. Потому что, как я Вам объяснила, бабушка была одной из её многих фрейлин. Это были такие дамы, которые приходили читать государыне, вышивали с ней вместе…
Прот. А. Алексеев. Некий круг общения, позволявший им быть в таком взаимодействии, где столь высокая Августейшая особа могла быть восприемницей их детей?
Т.Ю. Лескова. Я думаю, что да. Вы знаете, мне никогда этого не объясняли. Я только знаю, что бабушка имела такое право потому, что она была фрейлиной. Конечно, для меня это очень лестно, но в моей жизни мало кто об этом знает – только русские, притом те русские, кто этим интересуется. Потому что у меня что есть? Только две фотографии – и всё. И бумага.
Прот. А. Алексеев. Удивительно. Татьяна Юрьевна, скажите, пожалуйста, а потом, после Вашего отъезда в Австралию, Вы вернулись…
Т.Ю. Лескова. Нет, никак не вернулись, ведь уже война началась. Немцы ещё не вошли в Париж, но уже была война. Мы почти на целый год, на десять месяцев, остались в Австралии, а оттуда поехали в Штаты, и были в Штатах два года. В 1942 году, я помню, я была на площади Таймс-сквер в Нью-Йорке в то время, когда началась японская война. А сюда мы приехали не сразу. Мы поехали на Кубу, потом в Аргентину, в Уругвай, в Чили, в Перу, вернулись в Аргентину, Боже мой, кружились! И я познакомилась с бразильцем, и даже не думала, что останусь здесь (как раз война кончалась, это был конец 1944-го года). Моя подруга, с которой мы вместе жили, Анечка Волкова, очень хотела помочь маме и двум своим братьям в Париже. Но были нужны деньги, ведь мы очень мало зарабатывали. И тут нас пригласили на шесть месяцев в казино «Копакабана», где зарплата была в десять раз больше той, какую мы получали в балете. Мы были бедными, у нас никаких денег не было, мы жили одними спектаклями. Если была публика – то, значит, была еда, переезд и всё-всё, потому что никакой стипендии не было ни у кого в то время. И мы заключили контракт на шесть месяцев. Тогда Анечка, которая была на пять лет старше меня, Анечка Волкова, пошла к де Базилю, то есть к Василию Воскресенскому, и попросила дать нам отпуск на шесть месяцев. Тем более что отсюда, из Бразилии, из Сан-Паулу, мы ехали сразу в Уругвай, в Монтевидео, а оттуда – опять дальше в Аргентину, в Буэнос-Айрес, но уже не в «Колон», а в какой-то другой театр, он назывался «Театр Авенида». А в Монтевидео мы уже были два раза, и даже были в Сантьяго, то есть это уже не было бы новостью, но, тем не менее, разрешения Воскресенский нам не дал. Он не мог подписать контракт: как бы он подписал, ведь у него тоже денег не было. Так мы удрали. Я здесь, в Рио, и осталась, а она уехала в Австралию.
Прот. А. Алексеев. То есть, получается, после этого Вы уже остались здесь навсегда?
Т.Ю. Лескова. Да, мне же было нужно где-то работать. Кроме того, казино – это очень мило, но для нас это всё-таки было несерьёзно. Тогда Анечка сразу открыла не школу, а такой курс. И потом, спустя шесть месяцев, она уехала в Австралию и вышла замуж. А я взяла её курс и на основе этого курса организовала школу.
Прот. А. Алексеев. То есть Вы, по существу, из этого курса сделали школу русского балета?
Т.Ю. Лескова. Да, только не русского, а классического балета. Школу русского балета я бы не смогла вести, потому что я не училась в России, я училась у Любовь Николавены Егоровой, которая была первой танцовщицей Мариинского театра.
Прот. А. Алексеев. А, основав здесь эту школу, Вы преподавали в ней?
Т.Ю. Лескова. Конечно.
Прот. А. Алексеев. Преподавали и здесь же давали спектакли?
Т.Ю. Лескова. Нет, сначала я работала в школе, а потом сделала группу и маленькую компанию. И из этой маленькой компании в 1950-м году меня пригласили в театр Муниципаль, в дирекцию балета на два года. Я согласилась, но в то же самое время продолжала работать и в моей школе после театра. Театр был до пяти, а в моей школе уроки начинались в шесть, а днём и утром за меня давал уроки кто-то другой. Я работала в двух местах. Тем более, когда я привезла семью из Парижа, мне надо было очень много работать, потому что никто ничего не имел… Борис, муж моей тёти, был таксист. Вообще он был моряком, у меня даже сохранилась карта его рейса. Тётя, Ирина, – у неё был туберкулёз костей, но она умела шить. А бабушка никогда не работала. А Нине было 23 или 24 года, когда она приехала сюда, а в 26 она умерла.
Прот. А. Алексеев. А каким вообще был состав Вашей семьи, сколько это было человек?
Т.Ю. Лескова. Шестеро. И двое остались в Париже.
Прот. А. Алексеев. А Вы были замужем?
Т.Ю. Лескова. По-настоящему – нет.
Прот. А. Алексеев. И с тех пор, как Вы остались здесь, в Рио-де-Жанейро, Вы уже здесь и трудились, не уезжая никуда? Или у Вас были гастроли, какие-то выезды?
Т.Ю. Лескова. С театром – мало, только в Чили и в Уругвай. Но я сама ездила, каждый год, когда ставила балеты танцовщика и хореографа Леонида Федоровича Мясина, потому что Мясин умер и мне оставил право ставить его балеты. С ними я была в Голландии три раза, в Америке четыре, в Лондоне два, в Австралию ещё раз вернулась – девять лет назад это было, в 2007-м году. Это была последняя моя большая работа, но тогда я уже ушла из театра.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, а есть ли у Вас дети?
Т.Ю. Лескова. Детей нет.
Прот. А. Алексеев. Скажите, пожалуйста, Вы являетесь правнучкой русского писателя Лескова. Сохранились ли у Вас какие-то…
Т.Ю. Лескова. Фотографии?
Прот. А. Алексеев. Да, фотографии, какие-то семейные реликвии?
Т.Ю. Лескова. Нет, я их оставила. Когда я приехала в первый раз в Москву, в 1985-м году, я познакомилась с писателем Юрием Нагибиным. У меня было кольцо прадеда, перстень, и одно письмо из переписки с моей бабушкой, Лесковой. Я передала это ему, чтобы он передал это в музей. Вообще, это было очень странно – как я тогда приехала. До этого в 1982-м году я была на Кубе, на конкурсе и на фестивале. И там рядом со мной сидела Ольга Васильевна Лепешинская – была такая знаменитая балерина Большого театра. И она увидела у меня русские кольца Александра Первого, потому что мой отец учился в Царскосельском Лицее, и у меня было два таких кольца: одно кольцо его, а другое – его знакомого (когда этот его знакомый умер здесь, то его жена подарила его мне со словами: «Ты – лицейская дочка»). Ещё у меня есть вот такой кулон от папы, который ему подарили, когда он окончил Лицей. Там стоит его имя и год окончания. Но Лепешинская тогда увидела только кольца и спросила, откуда это у меня, и я сказала, что у меня отец был лицеист. Она стала спрашивать, была ли я в Царском селе. Я ответила, что меня не пустили, потому что года за два-три до этого меня музей приглашал, но мне тогда не дали визу. И она мне говорит: «Не беспокойтесь, я Вам визу дам». И она мне знаете, как дала визу? Она пригласила на конкурс в Москву в 1985-м году – так я смогла приехать в Россию и даже быть там «почётным гостем» шесть недель. Собственно визу мне дали, но поехать в музей я не могла, не имела возможности, и просто передала всё это Нагибину, а он передал в музей. А потом я приехала ещё раз в 1990-м году опять как «почётный гость». Тогда мне уже дали визу, за которой я бегала, как сумасшедшая. И я поехала в Царское Село. Ехали поездом 12 часов, останавливались в полях. Помню, мы никак спать не могли, потому что вороны галдели, это был июль месяц – спать было невозможно! И у меня никто так ни разу и не спросил эту визу, за которой я так гонялась – ведь мне надо было быть на конкурсе, и всё свободное время я бегала за этой визой, которая оказалась никому не нужной. Потом я ещё раз пять была в Москве и в Петербурге. Меня теперь всегда туда зовут – но это очень трудно, понимаете?
Прот. А. Алексеев. Конечно!
Т.Ю. Лескова. Очень трудно, потому что ехать туда из Москвы поездом невозможно долго. Теперь говорят, что сделали поезд, который идёт быстро.
Прот. А. Алексеев. Да, очень быстро.
Т.Ю. Лескова. А на машине тоже очень долго, потому что дороги не очень хорошие… В Москве хорошо, а потом выезжаешь – и через десять километров начинаются дырки, и всё...
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, а Ваш папа имел военный чин? (27:15)
Т.Ю. Лескова. Нет. Он готовился на дипломата в Лицее, но ему нужно было сначала, кажется, два или три года отслужить в армии или во флоте. Но это ещё до войны было. Мама и папа поженились в начале 1917-го года и уехали с дипломатической миссией в Софию, а из Софии папа получил работу в Лондоне. Там он должен был расшифровывать засекреченные телеграммы.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, скажите, а с кем из людей, известных в эмиграции, Вам приходилось пересекаться? С кем Вы имели личное общение, с кем дружили, кто Вам помогал или как-то взаимодействовал с Вами?
Т.Ю. Лескова. Здесь – никто, потому что здесь у меня только в церкви знакомые, больше никого не было. Конечно, когда бабушка приехала, она сразу со всеми перезнакомилась. Там она играла в бридж, там смотрела за детьми, там вышивала… А я-то в театре работала, у меня не было никакого времени ходить по салонам. Но я общалась с русскими танцовщиками, которые приезжали из России сюда и, конечно, раз или два приходили ко мне.
Прот. А. Алексеев. Скажите, пожалуйста, а с кем-то ещё из русских писателей кроме Юрия Нагибина Вы общались или имели переписку?
Т.Ю. Лескова. Нет, ни с кем. Конечно, есть много людей, которые мне пишут, узнав, что я правнучка Николая Лескова, и когда есть какой-то повод… Вот была выставка два года тому назад, где выставляли портрет прадеда, который Серовым написан. Кто-то сделал снимок и мне прислал.
Прот. А. Алексеев. Скажите, в течение всего этого времени Вашей жизни вне России Вы всегда себя чувствовали русской?
Т.Ю. Лескова. Вы знаете, очень странно: я ведь не в России родилась, а в Париже, живу в Бразилии, и у меня чувство русского перемешано с другим – с теми реалиями, в которых я была воспитана во Франции. Но я чувствую, что я русская, понимаете? Но перемешанная с французами.
Прот. А. Алексеев. Скажите, пожалуйста, но Вы ощущаете себя именно русской?
Т.Ю. Лескова. Да, но я не хотела бы жить в России.
Прот. А. Алексеев. Но Вы там и не жили…
Т.Ю. Лескова. Но я видела, что там трудные обстоятельства.
Прот. А. Алексеев. Но Вы чувствуете себя русской. А что для Вас это значит – быть русской? Как Вы это понимаете?
Т.Ю. Лескова. У нас совершенно другие нервы, мы музыку чувствуем по-другому, литературу, песню, еду. Я вам скажу одну вещь: моя бабушка, которая умерла в 1979-ом году, никогда бы меня в Россию не пустила. Она потеряла двоих сыновей, и она никогда бы меня туда не пустила. Когда меня туда пригласила Лепешинская, бабушка уже умерла., и поэтому я могла поехать.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, вот это названное Вами «особое чувство» музыки, литературы…
Т.Ю. Лескова. Это эмоции другие совершенно.
Прот. А. Алексеев. То есть то понятие «русской души», которое бытует в мире. Души, способной иначе воспринимать какие-то особые внутренние переживания, чувства и состояния?
Т.Ю. Лескова. Да, мы даже танцуем по-другому. Я хоть родилась и училась в Париже, но танцую по-другому.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, скажите, пожалуйста, имея такое русское сердце и такое богатое прошлое в России, Вы, отсюда всё это видя и переживая, как считаете, почему случилась та трагедия, которая привела к этому краху? Как Вы считаете, что такое произошло, почему могла состояться революция? Ведь для того, чтобы это произошло, должны были быть некоторые предваряющие обстоятельства. Почему это стало возможным, на Ваш взгляд?
Т.Ю. Лескова. Во-первых, я думаю, это, конечно, война 1914 года. Но до этого Государь взошёл на престол в 1894 году. Он был ещё молодой, и я читала, что он, по-моему, даже не хотел быть царём. Но нужно было. А началось это всё ведь не только в России, но и в Германии – всякие рабочие манифестации, и в Англии тоже. Конечно, все, кто протестовал, были бедные, но они были не только в России. Но я иногда думаю, что, может быть, те люди, которые работали на земле, жили лучше, чем рабочие в городах – так везде было, во всем мире. Но, конечно, царь не был очень сильным, а такие люди иногда вводят очень суровые права. Знаете, я думаю, что вот у нас здесь такого быть не может, потому что у нас климат другой. И бразильцы, может быть, воруют друг у друга, но устроить революцию – это не в их характере. Хотя обстоятельства здесь тоже трудные.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, вот Вы назвали внешние причины, но ведь всегда есть то незримое внутреннее состояние человека, которое его к чему-то сподвигает.
Т.Ю. Лескова. Вы знаете, ведь люди все очень зависят один от другого, от того, что один другому скажет. Я бы никогда не поехала в Россию, если бы Лепешинская не увидела мои кольца: без неё меня бы туда не пустили. Не знаю… Бабушка ненавидела Сталина, ненавидела Ленина, в нашем доме она называла их «сатаной» – это было моё воспитание. Конечно, я читаю и знаю, что Ленин был очень увлечен Марксом, жил в Германии – ведь это Германия помогла ему приехать в Россию. К тому же, он был тогда уже очень болен. Но он был большой оратор. А Сталин просто был бандит, но потом поднялся очень. А после Сталина я уже не знаю…
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, я вот ещё о чём хотел спросить Вас… Многие из тех, кто жил в то время и оставил свои воспоминания и труды в разных областях науки, культуры, искусства, люди из разных сословий – духовенство, военные, аристократы, купечество, мещане, и простые люди, которые размышляли и думали, – они отмечают одно очень важное обстоятельство: они пишут, что жившие тогда в России люди были одержимы жаждой перемен. Пишут, что в воздухе витало состояние нелюбви – это отмечают многие исследователи. Не нелюбви даже, а ненависти: люди хотели, страстно желали изменить государственный строй.
Т.Ю. Лескова. Это нормально, во всём мире это бывает.
Прот. А. Алексеев. Да, но это ведь внутреннее состояние. Мы с Вами перечисляли внешние причины: политические, экономические, социальные и другие различные факторы, имеющие отношение к влиянию со стороны других государств, в частности, интервенция, а также дипломатическая и информационная война. Но ведь чтобы произошло то страшное, о чём мы говорим, должно что-то внутри самого человека ослабеть – чтобы кто-то вот так пришёл, разрушил, сломал, уничтожил…
Т.Ю. Лескова. Знаете, я думаю, что на людей, которые не образованны, – а их была большая часть России, почти вся страна, кроме больших городов, – очень легко повлиять. А что люди хотели перемен… Конечно, перемены в России должны были быть. Но в то же самое время, Россия ведь тогда питала всю Европу…
Прот. А. Алексеев. Верно, но ведь в заговоре против Государя, который был совершён в Генеральном штабе, участвовали не простые люди, а аристократы. Все командующие фронтов…
Т.Ю. Лескова. Да, я знаю, но они были социалисты.
Прот. А. Алексеев. Они были в сговоре между собою против государственной власти. О чём это говорит? Это говорит о том, что они, будучи в состоянии одержимости дьявольской силой, совершили предательство, нарушили данную ими присягу.
Т.Ю. Лескова. Это были культурные люди, многие были из Европы… Я не знаю, правда это или нет, но вроде они Государыню не любили. Она была очень хорошая мать, но им она была не симпатична. Это был человек, который не говорил, который вообще не открывал рот. Она была не такой, как Мария Фёдоровна, которая была очень общительной. Был Распутин, столько было влияния… Ну посмотрите: Достоевский – он был даже в Сибири, в Омске. А потом он переменился – какие книги он писал!
Прот. А. Алексеев. Ну вот и он, и другие русские мыслители отмечают оскудение духовно-нравственного состояния, говорят о кризисе внутри человека. Потому что только тогда, когда человек ослабевает внутренне, внешние факторы становятся дополняющим элементом – тоже значимым, но без внутренней готовности человека принимать эти факторы невозможно прийти и силой взять то, что люди ценили. Я вспоминаю рассуждения преподобного Серафима Саровского в начале XIX века о том, что будет падение России и монархии и разрушение церквей. Преподобный Серафим писал о том, что в людях оскудеет христианская вера: не будет молитвы, не будет поста, не будет понимания того, кто такой Государь и что такое монархия. «И постепенно диавол, – сказано было, – возьмёт их голыми руками, этих несчастных людей». И внешние обстоятельства будут в большей степени влиять на человека, потому что внутренне он оскудеет.
Т.Ю. Лескова. Ослабеет?
Прот. А. Алексеев. Да. Не будет этой внутренней цитадели – силы веры.
Т.Ю. Лескова. Идеала не будет, идеала веры…
Прот. А. Алексеев. Да. Внутренние рубежи будут разрушены, потому что ослабеет вера и нравственность. Традиции внешне ещё будут сохраняться, но внутренне их уже не будет. Ведь для того, чтобы соврать Государю, обмануть его, нужно было переступить некую черту.
Т.Ю. Лескова. Да, этим поражено было много людей…
Прот. А. Алексеев. Да, причём людей высшего сословия, имеющих власть и право находиться близ царя, и при этом предающих его. Причём они были одержимы мыслью, что поступают во благо для государства. Это же самообман. Они находились в состоянии одержимости.
Т.Ю. Лескова. Да, я думаю, что они себе очень много верили и думали, что это всё во благо пойдёт. Знаете, я теперь когда смотрю что-то про политику, думаю, что, может, Государь не был хорошим политиком, но он был хорошим человеком. И часто именно таким хорошим людям, которые любят своих детей, любят свою жену, не хватает силы. Власть – это ведь очень трудная вещь, сухая. Конечно, сравнивать нельзя, но я ведь тоже над собой в этом смысле работала, потому что я была очень мягкой – а если бы я такой мягкой и осталось, то я ничего бы не сделала. Я думаю, у Государя не было той силы, которая была ему нужна. Но, конечно, не нужно было убивать ни его, ни его детей, как это было. Это что-то невероятное, ужасное: ведь Цесаревич был болен, и нужно было нести его на руках. Можно даже не думать о том, что это был царь – это были Николай, Александра… В конце концов, это были просто люди, которые имели чувства! Могли же его просто отставить, и он уехал бы куда-нибудь… Это ужасно, ужасно! Кто у вас после Сталина был? Брежнев?
Прот. А. Алексеев. Хрущёв, Брежнев…
Т.Ю. Лескова. Да. Один умер, а другой кто-то ушёл сам – так отчего Государь не мог уйти сам? Были бы выборы. Сыну он не мог передать власть, брат, Михаил Михайлович, сам не хотел никак. Никого не было – как у нас здесь сейчас, никого нет. Конечно, нельзя сравнить то, что сейчас, и то, чем была Россия тогда. Но это, конечно, в больших городах. В Сибири-то было ужасно. А вообще, Сибирь тоже богата... Конечно, у меня висят фотографии Государыни, Николая II, его детей – потому что это моё прошлое. Но никаких Ленина и Сталина я не повешу сюда, потому что я их не знаю и не хочу знать. Но я знаю, что в Париже есть русские люди, которые имеют больше связей с Россией – русские, которые родились в Париже. Теперь это даже уже их внуки и правнуки, и они, конечно, уже очень перемешались. Например, двоюродная сестра моего племянника и её сын живут и работают в России. У неё какие-то проблемы с ногой, но она занимается литературой. И они вроде хорошо живут.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, скажите, пожалуйста, а что для Вас отличает русского человека за границей от того русского, о котором Вы говорите? Потому что сейчас есть и иные проявления, которые тоже называются проявлением русского духа и русского характера, но это совсем не красит людей. Вы знаете, как говорят сегодня о недостойном поведении некоторых русских, но я не об этом сейчас говорю. Вот это понятие русскости – то, что Вы обозначили как состояние души, – что отличает носителя этой культуры, русскости, от других людей? Что для Вас русский человек, каков он? Что его отличает от других?
Т.Ю. Лескова. Я могу рассказать о семье моего племянника, который живёт в Швейцарии. Они уже давно живут там, и они уже привыкли и перемешались. И хотя он много работает в России, но он тоже перемешался. Он русский, но не европейский русский, а русский европеец. Он уже с европейцами сжился. Конечно, он живёт в хороших условиях, но я знаю людей, которые были со мной очень милыми, хотя находились в очень тяжелых условиях. И даже один господин, о котором я сейчас думаю, он… Я не представляю, как человек может работать на пяти работах, чтобы выжить! У него и жена работает тоже. Одна моя знакомая, Наталья, она профессор астрономии. И на ту зарплату, которую ей платят в России, она жить не может, потому что Академия астрономии находится около Царского Села, а сама она живёт в Петербурге, и ей каждый раз надо ехать на поезде, а на это уходит почти вся зарплата. Её и сюда приглашают. Она астроном, это же сложная наука… Я бы не хотела так жить, я бы не привыкла. Вы знаете, иногда мне говорят: «Татьяна, а чего ты, когда тебе было 65 лет, не вернулась во Францию?» Я же тут прожила с двадцати до шестидесяти лет, и я так и не привыкла. Но мне удобно. Многое, что здесь происходит, мне не нравится, но у себя мне хорошо. Я не знаю, можете ли Вы меня понять.
Прот. А. Алексеев. Конечно.
Т.Ю. Лескова. Это трудно: быть русской, которая не русская… Меня даже называли «русская, которая не родилась в России». У меня даже был доклад об этом. Ой, я так испугалась, когда меня пригласили в Москве на эту встречу, это был мой первый приезд. Да, на этом собрании были только мужчины, а я была единственной женщиной. «Отчего Вы родились в Париже?» – «Да потому что меня мать там родила, в Париже!» – «А отчего она родила Вас в Париже? Отчего она уехала из России?» Это было три часа, я даже похудела. Это было в 1985-м, и мне очень неприятно было, потому что – что можно на это сказать? И самым неприятным был последний вопрос: «Вы знаете здесь русских, которые ходят в церковь?» – «А здесь все русские, которых я знаю, ходят в церковь». – «Назовите нам их имена». Я не назвала. Неприятно, понимаете. Это же глупо, зачем им это?
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, скажите, пожалуйста, а что для Вас – вера, что для Вас – Церковь?
Т.Ю. Лескова. Я чувствую, что церковь – во мне, даже если я туда хожу мало. Она мне даёт защиту, но такую ласковую – знаете, как мать. Во многих странах, где я бывала, в городах не было русской церкви. Почти нигде.
Прот. А. Алексеев. А Вы всегда испытывали потребность быть в церкви?
Т.Ю. Лескова. Я бы не сказала, что потребность. Это меня бабушка учила.
Прот. А. Алексеев. А когда Вы почувствовали, что имеете желание быть в Церкви, ходить в храм?
Т.Ю. Лескова. Когда бабушка умерла.
Прот. А. Алексеев. Вы испытали потребность идти?
Т.Ю. Лескова. Да, потому что она много ходила и много помогала в церкви. И у меня была, как это по-русски.. duty, обязанность – ходить в церковь. Потом бабушка умерла в 90 лет, но до 75-ти лет она сама туда ездила на трамвае. Это бабушка со стороны моей мамы, а бабушка со стороны папы, Лескова, была очень строгой. Она даже написала мне, когда папа умер, что это моя вина, что он умер, потому что я его с собой не взяла. Но как мне было взять его с собой в компанию в 16 лет? Еле-еле мы тогда в Австралию доехали! Она мне всё это написала, и мне было очень неприятно. До сих пор это письмо у меня есть. Я понимаю, она – мать. Но папа, правда, меня очень любил. Мы мало жили с папой, потом я уже с бабушкой жила, но до этого был суд, и папа его выиграл. И по этому суду я с 10 до 16 лет жила с папой и не могла видеть бабушку. Только в последние два года так произошло, что мы смогли видеться.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, и такой ещё вопрос: скажите, пожалуйста – Вы многое видели, у Вас огромный опыт жизни, Вы многое понимаете с позиции своего опыта. Скажите, пожалуйста, Вы Бога чувствуете? Ощущаете Его присутствие, чувствуете Его любовь?
Т.Ю. Лескова. Как сказать, чувствую ли… Вы знаете, всегда образ Бога для меня – это образ Иисуса Христа, Который был по-настоящему. Он был, и это не философия. И Он нас выучил не убивать – эта и все другие заповеди пошли от Иисуса Христа. И я больше о Нём думаю, потому что Он был человек.
Прот. А. Алексеев. Вы в Него как в Бога верите?
Т.Ю. Лескова. Я верю, что Он был… Бог – не знаю, но я верю, что Он был большой философ, человек, который принёс в мир мысль…
Прот. А. Алексеев. Ну, а как в Бога Вы в Него верите? Как в Богочеловека?
Т.Ю. Лескова. Ну, вот в Греции были боги этого, этого, этого…
Прот. А. Алексеев. Языческие боги.
Т.Ю. Лескова. Но это в Греции, это у них в мифологии. Но я думаю, что Иисус Христос – это не мифология. Я верю в Него как в Иисуса Христа, в того, кто дал нам мысль и знание о том, что можно и что нельзя. И что Он нас охраняет.
Прот. А. Алексеев. Что Он Сын Божий, пришедший с неба для того, чтобы нас спасти.
Т.Ю. Лескова. Может быть. Потому что Мария… Символ Марии – даже не имеет значения, что Она была очень хорошая, молодая, мудрая… В то время говорили – чистая. В том смысле, что хороший человек.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, Вы ощущаете, что Христос и сегодня присутствует в этом мире?
Т.Ю. Лескова. В мысли – да, конечно.
Прот. А. Алексеев. Что Он помогает нам…
Т.Ю. Лескова. Надеюсь, нам поможет.
Прот. А. Алексеев. Бог помогает нам в нашей жизни.
Т.Ю. Лескова. Когда нам нужно, да.
Прот. А. Алексеев. А что для Вас Причастие?
Т.Ю. Лескова. Вычистить душу.
Прот. А. Алексеев. Не исповедь, а Причастие, причащение Святых Христовых Тайн, Тело и Кровь Христа.
Т.Ю. Лескова. Мне просто трудно в 93 года… Некоторые такие глупости говорят, что вот убить муху – это не грех, это ничего, но потом … Я чувствую в себе, что есть какой-то мой внутренний закон, понимание того, что нужно сделать… Знаете, у меня однажды украли книгу – книгу Андрея Лескова о прадеде, когда я отдала её сделать новую обложку. Кому она досталась в итоге, я не знаю, но я думаю, что этот человек умер, потому что не надо было ему брать эту книгу. Мой прадед, и отец моего прадеда – они не были монахами, но они все проходили учение в монастырях. И отец, и отец отца, и отца отец… Не знаю, был ли кто-то из них священником, но они учились и были очень верующими, и мудрыми верующими в то время.
Прот. А. Алексеев. Татьяна Юрьевна, а Вы молитесь?
Т.Ю. Лескова. Я прошу прощения.
Прот. А. Алексеев. Но Вы к Богу обращаетесь, зовёте Его?
Т.Ю. Лескова. Я прошу прощения, говорю: «Извините!» Прошу прощения и ложусь спать. Или «Помоги мне!» или «Спасибо!», если всё хорошо прошло.
Прот. А. Алексеев. Конечно, для меня это большая радость и честь – посетить Вас и пообщаться с Вами, потому что Вы носительница культуры той страны, которую мы не знали. Мы о ней только слышали, мы узнаём её по книгам, по воспоминаниям, по архивным данным и пытаемся её понять и вместить. Вы не родились там, но Вы воспитаны в тех традициях и настрое, которые были переданы Вам Вашими близкими, и Вы являетесь носительницей переживаний, свойственных тем, кто уехал оттуда. Для меня быть здесь сейчас на моём послушании – это огромная ответственность, но когда я узнал о том, что такой человек – Вы – здесь живёт и трудится, то стал искать возможности Вас увидеть. И я очень Вам благодарен.
Т.Ю. Лескова. Спасибо большое! Я мало могу Вам рассказать, но таковы мои взгляды. Сейчас много читают все, много разной философии…
Прот. А. Алексеев. А какая Ваша любимая книга?
Т.Ю. Лескова. Вы знаете… «Война и мир» Льва Толстого.
Прот. А. Алексеев. А кто Ваш любимый композитор из русских?
Т.Ю. Лескова. Из русских – конечно, Чайковский, конечно, Рахманинов, Прокофьев, Скрябин!
Прот. А. Алексеев. А поэзия?
Т.Ю. Лескова. Знаете, я не умею читать поэзию. Я люблю её слушать, но эти строфы мне самой трудно читать, потому что я очень тороплюсь, а когда читаешь поэзию, нельзя торопиться.
Прот. А. Алексеев. А слушать, слушать Вы любите?
Т.Ю. Лескова. Люблю. Потому что это ведь музыка!
Татьяна Юрьевна любезно предложила нам пройти к столу, на котором стоял чайный сервиз, приготовленный горничной, а также угощение: мы пили чай с печеньем и бисквитом. Потом прошли по её квартире, рассматривая афиши на стенах, фотографии: Санкт-Петербург, Москва, Париж, Лондон, Сидней, Латинская Америка… Снимки Государя Николая II, Царской семьи, Императрицы Марии Федоровны, бабушки-фрейлины, дедушки-барона, родителей, близких…
В конце встречи мы сделали фотографии на память и тепло попрощались. Покидая дом этой женщины, я испытывал смешанные чувства: с одной стороны, это была возможность соприкоснуться с миром прежней, дореволюционной России, почувствовать хотя бы в некоторой степени атмосферу жизни русского человека, живущего вне своей Родины, услышать много интересного для меня как для историка. Однако самые главные вопросы и серьезные темы не могли не вызвать во мне как священнике в очередной раз ощущения глубокого сожаления о той страшной трагедии, а также сочувствия к людям, её пережившим, – нашим соотечественникам, многие их которых в результате утратили не только своё земное Отечество, но и ослабили или порвали нить, связывающую их с Небесной родиной…»
Протоиерей Андрей Алексеев
