«Души моей тревожное волненье…» (памяти Бориса Шишаева)

17 июня нынешнего года исполнилось семьдесят лет со дня рождения одного из самых проникновенных русских лириков последней четверти двадцатого столетия. Пишу эти слова и понимаю: вот сейчас назову фамилию, и – очень вероятно, почти никто не кивнёт с чувством радостного узнавания, почти ни в чьей памяти не вспыхнет полюбившаяся когда-то и оттого запомнившаяся строка… Это немудрено – мы ведь фантастически богаты: наше литературное достояние – десятки имён «первого ряда» и сотни и сотни тех, кто стоит, может быть, лишь на малый шаг, даже на полшага за спинами этих первых. Разве всех упомнишь!

И всё же стихи Бориса Михайловича Шишаева обладают той тихой и загадочной притягательностью, которая свидетельствует о подлинном даре Божьем. Совсем простые вроде бы слова, выражение очень понятных, всем людям свойственных чувств, описание таких знакомых, скромных, неброских картин нашей русской природы и жизни… да ещё – щемящая интонация сердечного дружеского разговора с глазу на глаз… В чём же секрет? Не знаю. Наверное, в особенно отзывчивой душе.

Шишаев родился после войны, в 1946 году, в рязанском крае – в мещёрском посёлке Сынтул. Там же и скончался – в 2010-м. Между этими двумя датами – обычная, в общем-то, жизнь советского интеллигента в первом поколении – так сказать, «из народа»: с крепким желанием непременно выучиться (сначала Борис учился в Рязанском педагогическом институте, затем – в Москве, в Литературном институте имени Максима Горького); с метаниями, поисками смысла жизни, взлётами и срывами бурных молодых лет; с истинно крестьянским трудолюбием, плод которого – четырнадцать книг, и не только поэтических. Наконец, с осознанно и окончательно избранным возвращением в родные пенаты, приходом к вере и твёрдым, неуклонным стремлением вести христианскую жизнь – невзирая на все ошибки и падения; с венчанием на склоне лет в двухсотлетнем сынтульском Покровском храме, с которым связана история не одного поколения шишаевских предков…

А об остальном рассказывают стихи.

* * *

Души моей тревожное волненье,
Не покидай меня до поздних лет!
Не покидай, чтоб каждое мгновенье
Рождало в сердце отклик и ответ.
Чтоб от любви душа моя дрожала,
Когда под солнце выйду за порог,
Чтоб по щеке моей слеза бежала,
Когда могильный встречу бугорок.
Чтоб я не стал глухим к чужому счастью,
Ко всем несчастным холоден не стал.
Чтоб помогало жить моё участье
Всем тем, кто заблудился и устал.
Среди любого холода и тленья,
Нелёгкий дар любви во мне храня,
Души моей тревожное волненье,
Не покидай, не покидай меня!

* * *

Время зимнее розовых сумерек,
Тихий домик в отцовской глуши…
Здесь родились, и жили, и умерли
Все мечты моей детской души.

Вновь почудилось тут на мгновение,
Что текущего времени нет,
Что весь мир – это тихое пение
И таинственный розовый свет.

Поклонился я дому с волнением
И взошедшей над домом звезде,
Потому что такого мгновения
У меня уж не будет нигде.

* * *

Не знай, моя радость, печали,
Меня в этом мире любя.
Не знай, моя радость, печали,
Я всю её взял на себя.

Пусть будут светлы твои ночи.
Очнувшись от лёгкого сна,
С улыбкой смотри, как грохочет,
Проносится наша весна.
Она пролетит безвозвратно,
Прощально мелькнёт вдалеке.
Появятся чёрные пятна
На белом весеннем цветке.
Но всё же, как в самом начале
Меня в этом мире любя,
Не знай, моя радость, печали,
Прошу со слезами тебя…

* * *

Когда стреляют в птицу на лету,
Я рад, коль попадают в пустоту.
Как будто с этой птицей связан я,
Как будто бьётся в ней душа моя.
Когда подует ветер на беду,
Согнёт берёзку тонкую в саду –
Смотрю я с содроганьем, не дыша,
Как будто бы и в ней моя душа.
Когда зима заводит пляску вьюг,
Когда, мрачнея, стонет всё вокруг –
Моей душе покоя тоже нет,
Как будто бы она – весь белый свет.
И тягостней от этого вдвойне,
Что суждено с душой расстаться мне…

* * *

Стоит старушка и на все лады
Ругает дождик, стороной прошедший.
Он с шумом сквозь соседние сады
Промчался мимо, словно сумасшедший.

– Кому-то вылил целые пруды,
А в огород мой хоть бы каплю кинул!
Теперь опять полдня таскай воды
И поливай, и гни больную спину…

И как ведь все умыл-то, шут косой!..
Да что ругаться?.. Счастье-то не так ли?
Промчится вот такой же полосой –
Кого затопит, а кому – ни капли…

* * *

Повырублен мой лес и позагублен.
Здесь всё завяло, всё здесь отцвело.
Кругом сухие сучья, пни да угли,
И все стволы смолою залило.

И ни травинки. Всё сожгло ветрами.
Я не пойму – была ли здесь весна?
И шевелит косматыми ветвями
Кривая престарелая сосна.

Куда идти? Я не пойду обратно.
Мне нечего искать в глазах людей,
Которые сгубили безвозвратно
Деревья тихой юности моей.

Сгубили лес, который каждый вечер
В закатном свете и в ненастной мгле
Шумел мне нежно о какой-то встрече
И пел о вечной жизни на земле…

* * *

Предстанет вдруг в разгаре суеты
Вся жизнь, как жалкий маленький отрезок,
И вспомнишь всех, кого обидел ты,
С кем был суров, несправедлив и резок.

И думаешь: «Простите вы меня!
Творишь порой – а что, не понимаешь…»
И долго, самого себя кляня,
Ты сокрушённо голову сжимаешь.

И кажется: пройдём свой краткий путь,
Закроют нам глаза рукой дрожащей…
Но снова все сойдёмся где-нибудь –
При ярком свете, в тишине строжайшей.

И невозможно спрятать там лица…
От многих взглядов вздрогнешь ты невольно.
А после так и будет без конца –
Ужасно стыдно, нестерпимо больно…

Одинокая ворона

Ворона села в стороне…
А я копал на огороде.
Тружусь – приблизится ко мне,
А разогнусь – бочком отходит.

Потом привыкла и глядит,
Застыв печальным изваяньем;
И я подумал: «Всё сидит.
Видать, пришла за подаяньем».

Сходил домой, прервав дела,
Принёс ей хлеб, кусочки сала.
Она не только не взяла,
Но и смотреть на них не стала.

Сыта, а не сидит в кустах,
Чего-то просит чёрным оком.
Наверно, там, в её местах,
Ей тяжело и одиноко.

Быть может, друга лишена,
Враги с соседкой по квартире…
А может, вообще она
Изгой в своём вороньем мире?

Когда немного погодя
Я уходил, окончив дело,
Она, чуть-чуть за мной пройдя,
Так огорчённо вслед глядела!

Мне было стыдно. Как же так?
Я, человек, венец природы,
Копать, писать стихи мастак,
Постиг эпохи и народы,

Умею злиться и любить,
Смекаю в войнах, в обороне, –
А вот не знаю, как мне быть
И чем помочь простой вороне…

 

Материал подготовила Марина Сафонова