Сегодня, в годовщину трагического события – расстрела в Екатеринбурге семьи последнего российского Императора Николая Второго, его супруги – императрицы Александры Фёдоровны, четырёх дочерей-царевен и наследника, царевича Алексея – предлагаем вам, дорогие братья и сёстры, познакомиться с фрагментами воспоминаний о святых Царственных мучениках-страстотерпцах. Написаны эти воспоминания Татьяной Евгеньевной Мельник-Боткиной, дочерью доктора Евгения Сергеевича Боткина, лейб-медика Государя Императора Николая Второго, добровольно разделившего с ним и его семьёй последние месяцы заключения и убитого вместе со своими августейшими пациентами в доме Ипатьева.
Т.Е. Мельник-Боткина познакомилась с царской семьей в 1908 году, имела возможность встречаться с Императором и его домашними и в Тобольске, предпоследнем месте их заключения, и её воспоминания раскрывают перед нами обыденную, каждодневную жизнь Императора и его близких – те семейные традиции, внутренние взаимоотношения, бытовые детали, которые зачастую характеризуют людей ярче и полнее, чем героические парадные портреты. Также в этой работе предстают перед нами и образы некоторых из тех преданных помощников и слуг, которые, любя своих господ братской, христианской жертвенной любовью, не пожелали оставить их в тяжкие дни испытаний и были им «верны даже до смерти».
Татьяна Мельник-Боткина. «Воспоминания о Царской семье» (фрагменты)
«Кроме чисто медицинского разговора, Её Величество почти всегда задерживала моего отца или расспросами о нашей семье, так что в конце концов они знали весь наш образ жизни и привычки, или какими-нибудь поручениями благотворительности и разговорами об Их Высочествах. Её Величество, как редкая мать, входила во все мелочи жизни своих детей, выбирая им книги и занятия, распределяя их день, сама читая и работая с ними. Когда кончались уроки, Великие Княжны шли за рояль или за рукоделия, в которых они были большие мастерицы.
Кроме вышивания, они должны были шить на бедных, так же, как и свитские дамы, каждой из которых Её Величество поручала набирать, в свою очередь, двенадцать дам для изготовления определённого количества тёплых и необходимых вещей. Всё это отсылалось Её Величеству, разбиралось и сортировалось фрейлинами и Великими Княжнами и рассылалось по приютам или лично им известным бедным семьям».
«Благодаря нашим наблюдениям Великие Княжны скоро заметили нас и знали в лицо, и всегда, увидав кого-нибудь из нас на улице, на следующий день говорили моему отцу:
– А мы Вашу дочь видели или Вашего сына.
Вскоре они все знали нас по именам, постоянно посылали поклоны, иногда персик или яблоко, иногда цветок или просто конфетку, если же кто-нибудь из нас захварывал, – а со мной это случалось часто, – то непременно каждый день даже Её Величество справлялась о здоровье, присылала святую воду или просфоры, а когда меня остригли после брюшного тифа, Татьяна Николаевна собственноручно связала мне голубую шапочку.
И вовсе не мы одни пользовались каким-либо исключительным расположением Царской Семьи: свои заботы и внимание они распространяли на всех, кого знали, и часто в свободные минуты Великие Княжны шли в комнату какой-нибудь судомойки или сторожихи, чтобы понянчить там детей, которых они все очень любили.
До осени 1911 года мы, дети, не видали Царскую Семью иначе, как на улице, и только слышали о них от наших родителей. Мой отец всегда говорил нам, что любит Их Высочества не меньше нас, своих детей. Рассказывал, как они трогательно дружны между собой, как, в особенности, Анастасия Николаевна любит Ольгу Николаевну, всюду ходит за ней и с уважением и нежностью целует у неё руки; как они просты в своей одежде и в образе жизни, так что Алексей Николаевич донашивал старые ночные рубашки своих сестер.
Вскоре после нашего переезда в Царское Село моя мать ездила представляться Императрице Александре Федоровне.
– Во-первых, оденьтесь как можно проще, – сказала моей матери одна из фрейлин, наша родственница Ольга Евгеньевна Бюцова.
И моя мать поехала в чёрном суконном платье. Её Величество принимала её одну в своей маленькой гостиной с сиреневой мебелью и всё время расспрашивала о моём отце и о нас – детях, так что моя мать вернулась в восторге от простого и внимательного отношения Её Величества».
«Около пяти часов к моему отцу приходила Её Величество, которой он ежедневно выслушивал сердце. К этому времени мой отец всегда просил нас подать ему вымыть руки, что мы и делали, наливая воду в стеклянную чашку, которую Великие Княжны назвали «простоквашницей».
Однажды, уже после нашего отъезда, мой отец попросил сидевшую у него Великую Княжну Анастасию Николаевну выйти в коридор и позвать лакея.
– Вам зачем?
– Я хочу вымыть руки.
– Так я Вам подам.
На протесты моего отца она сказала:
– Если это Ваши дети могут делать, то отчего я не могу?
Моментально завладев «простоквашницей», она начала усердно помогать моему отцу мыть руки. Вообще простота и скромность были отличительными чертами Царской Семьи. Великие Княжны говорили:
– Если Вам не трудно, то мама просит Вас прийти.
Никогда никто из окружающих не слышал от Их Величеств или от Их Высочеств слово «приказываю».
«Во время пребывания Их Величеств в Крыму Её Величество всегда устраивала базары с благотворительной целью. Впоследствии на деньги, собранные таким образом, а отчасти и на личные средства Её Величества была построена в Массандре на берегу моря чудная санатория, куда во время войны посылались на климатическое лечение раненые офицеры.
Главный доход на этих базарах доставляли собственноручные работы Её Величества и Великих Княжон, состоявшие в очень красивых рукоделиях или рисунках. Её Величество замечательно искусно делала акварелью различные виньетки на каких-нибудь пресс-папье, рамочках или коробочках, сразу делавших скромную вещь заметной своим изяществом и красотой. За столом с этими вещами всегда Её Величество, а также и Великие Княжны присутствовали сами, и понятно поэтому, что толпа была невероятная и продажа шла с исключительной быстротой. За другими столами торговали светские дамы, проводившие сезон в Ялте, которых Её Величество привлекала таким образом к благотворительности».
«В 10-х числах августа 1914 года Их Величества вернулись в Царское Село и ещё больше упростили и без того простой образ жизни своего Двора, посвятив себя исключительно работе. Государь лично потребовал, чтобы ввиду продовольственных затруднений был сокращён стол. Стали подавать только два блюда за завтраком и три за обедом. Её Величество, в свою очередь, сказала, что ни себе, ни Великим Княжнам Она не сошьёт ни одного нового платья, кроме форм сестёр милосердия, да и те были заготовлены в таком скромном количестве, что Великие Княжны постоянно ходили в штопаных платьях и стоптанных башмаках, все же личные деньги Их Величеств шли на благотворительность.
В Царском Селе моментально стали открываться лазареты, куда Её Величество постоянно посылала вина, лекарства и различные медицинские усовершенствования и дорогие мелочи.
Были открыты комитеты – Её Императорского Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны (помощь семьям запасных) и Её Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны (помощь беженцам), и Великие Княжны лично председательствовали на заседаниях и входили во все дела.
Во всех дворцах были открыты склады Её Императорского Величества, снабжавшие армию бельём и перевязочными средствами. Моментально были оборудованы санитарные поезда имени всех членов Царской Семьи, образцы чистоты и удобства, подвозившие раненых в районы Москвы и Петрограда.
В течение всей войны, каждое Рождество и Пасху, всем раненым Царскосельского района выдавались великолепные подарки на личные средства Их Величеств, как, например, серебряные ложки и вилки с гербами, и, кроме этого, ещё устраивались ёлки с угощением. Их Величества не ограничивались общественной благотворительностью: значительные суммы раздавались нуждающимся раненым, так что, наверно, многие из них и не подозревали, откуда идёт им помощь. Ещё менее знали об этом в обществе, так как это шло иногда через моего отца, иногда через других лиц, умевших хранить секреты. Между прочим, помогала в этом деле и Вырубова – человек очень щедрый и отзывчивый к чужому несчастью, благодаря чему, после того как во время революции её выпустили из тюрьмы, она, желая избежать вторичного ареста, находила приют в подвалах и каморках бедняков, когда-то вырученных ею из нищеты.
Сколько радости и утешения приносили Её Величество и Великие Княжны своим присутствием в лазаретах! В первые же дни войны после своего приезда в Царское Село старшие Великие Княжны и Её Величество стали усердно готовиться к экзаменам на сестер милосердия и слушать лекции, для того чтобы иметь право работать наравне с остальными сёстрами. И впоследствии они работали так, что доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сёстрам, говорил мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна.
Великая Княжна Ольга Николаевна, более слабая и здоровьем, и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах, наравне с другими сёстрами, убирая за больными.
Её Величество, если только Её здоровье позволяло Ей это, приезжала также ежедневно в дворцовый или собственный Её Величества лазарет, где работали Великие Княжны. Изредка Её Величество занималась перевязками, но чаще просто обходила палаты и сидела с работой у изголовья наиболее тяжелых больных. Были случаи, когда больные заявляли, что не могут заснуть без Её Величества или что только Её присутствие успокаивает их боли, и Она приезжала, в каком бы это ни было лазарете, и сидела часа два, три только для того, чтобы доставить хоть немного спокойствия несчастным».
«– Я удивляюсь Их трудоспособности, – говорил мне отец про Царскую Семью, – уже не говоря про Его Величество, который поражает тем количеством докладов, которые Он может принять и запомнить, но даже Великая Княжна Татьяна Николаевна; например, она, прежде чем ехать в лазарет, встает в 7 часов утра, чтобы взять урок, потом они обе едут на перевязки, потом завтрак, опять уроки, объезд лазаретов, а как наступит вечер, они сразу берутся за рукоделие или за чтение.
Действительно, во всё время войны и без того скромная жизнь Царской Семьи проходила одинаково изо дня в день за работой.
Так проходили будни, праздники же отличались только тем, что вместо утреннего посещения лазарета Их Величества и Их Высочества ездили к обедне в Феодоровский Государев собор.
Этот собор был, собственно говоря, полковой церковью конвоя и сводно-пехотного полка и возродился из маленькой церкви, сплошь уставленной старинными образами и первоначально устроенной в казармах сводно-пехотного полка.
Древнерусский стиль и старина икон так понравилась Государю, что вскоре был построен собор. Нижний пещерный храм был весь уставлен старинными иконами, и полумрак, царивший там, придавал ещё больше молитвенного настроения.
Помню всенощную в Великом посту во время говения Их Величеств, на которую мы приехали очень некстати, так как Их Величества изъявили желание, чтобы во время говения, кроме солдат, никого не было.
Я никогда не забуду того впечатления, которое меня охватило под сводами церкви: молчаливые стройные ряды солдат, темные лики Святых на почерневших иконах, слабое мерцание немногих лампад и чистые, нежные профили Великих Княжон в белых косынках наполняли душу умилением, и жаркие молитвы без слов за эту Семью из семи самых скромных и самых великих русских людей, тихо молившихся среди любимого ими народа, вырывались из сердца».
«Теперь об Её Величестве. Я утверждаю, что не было ни одной более русской женщины, чем была Её Величество, и это с особенной яркостью высказывалось во время революции. Глубоко православная, Она никогда и не была немкой иначе как по рождению. Воспитание, полученное Её Величеством, было чисто английского характера, и все бывшие при Дворе знали, как мало общего у Её Величества с Её немецкими родственниками, которых Она очень редко видела, из которых некоторых, как, например, дядю – Императора Вильгельма – прямо не любила, считая его фальшивым человеком. Не будь Её Величество такая русская душой, разве смогла бы Она внушить такую горячую любовь ко всему русскому, какую Она вложила в своих августейших детей.
После революции особенно сказалось отношение Её Величества ко всему русскому. Пожелай Она, намекни Она одним словом, и Император Вильгельм обеспечил бы Им мирное и тихое существование на родине Её Величества, но, уже будучи в заключении в холодном Тобольске и терпя всякие ограничения и неудобства, Её Величество говорила:
– Я лучше буду поломойкой, но я буду в России.
Это – доподлинные слова Её Величества, сказанные моему отцу. Я думаю, что этого не скажет ни одна русская женщина, так как ни одна из них не обладает той горячей любовью и верой в русского человека, какими была проникнута Государыня Императрица, несмотря на то, что от нас, русских, Она ничего не видала, кроме насмешек и оскорблений»
«Весной 1917 года (когда царская семья уже была под арестом в Царском Селе) Его Величество с дочерьми очищали парк от снега, а летом они все вместе работали над огородом, причём неутомимость Его Величества так поразила солдат, что один из них сказал:
– Ведь если ему дать кусок земли и чтобы он сам на нём работал, так скоро опять себе всю Россию заработает.
Безобразно было отношение публики, собиравшейся в эти часы около решётки парка, облеплявшей её со всех сторон и провожавшей каждое движение Великих Княжон и Его Величества насмешками и грубыми замечаниями.
Конечно, попадались и такие, которые с болью в душе шли еще раз посмотреть на обожаемую Семью, но их было не больше одного-двух человек.
Первое время по возвращении в Царское Село Его Величество по требованию правительства был отделён от Её Величества, и Им разрешено было видеться только в обеденные часы, когда в столовой присутствовали офицеры и нижние чины охраны. Даже к детям, ещё больным, Они должны были приходить в разные часы.
Раньше других поправилась Татьяна Николаевна, ежедневно проводившая несколько часов вдвоём с Его Величеством в кабинете, и, возвращаясь, говорила:
– Мы с папа вдвоем сидели, так было уютно.
Её Величество проводила все дни возле детей и А.А. Вырубовой. По вечерам Его Величество читал вслух Великим Княжнам, которые, выздоравливая, переехали в одну комнату, причём Ольга Николаевна и Мария Николаевна, как не вполне поправившиеся, спали в кроватях, а Татьяна Николаевна и Анастасия Николаевна вместе на одной оттоманке. Его Величество приходил к ним, когда они уже лежали в постелях. Великие Княжны приготовляли для Него кресло и маленький столик с лампой и книгой посреди комнаты, чтобы им всем было хорошо слышно, и трогательно было видеть, как дочери и отец искали утешения и развлечения в обществе друг друга.
Жизнь во дворце протекала тихо. По мере выздоровления Их Высочества принялись за уроки, но так как учителей к ним не допускали, за исключением тоже арестованного Жильяра, то эти обязанности Её Величество разделила между всеми. Она лично преподавала всем детям Закон Божий, Его Величество – Алексею Николаевичу географию и историю, Великая Княжна Ольга Николаевна – своим младшим сёстрам и брату английский язык, Екатерина Адольфовна Шнейдер – Великим Княжнам и Наследнику арифметику и русскую грамматику, графиня Гендрикова – Великой Княжне Татьяне Николаевне историю, доктору Деревенко было поручено преподавание Алексею Николаевичу естествоведения, а мой отец занимался с ним русским чтением. Они оба увлекались лирикой Лермонтова, которого Алексей Николаевич учил наизусть, кроме того, он писал переложения и сочинения по картинам, и мой отец наслаждался этими занятиями».
«В Тобольске Их Высочества, несомненно, очень скучали: так часто их можно было видеть сидящими на подоконниках в зале и смотрящими по часу или два на пустынные улицы. Развлечений было очень немного: сперва устроили они себе ледяную гору и ежедневно катались на ней, раскрасневшиеся от мороза, такие хорошенькие в своих серых костюмах и тёмных меховых шапочках, или устраивали на этой же горе грандиозную возню с Алексеем Николаевичем, князем Долгоруковым и Жильяром...
Они все неистово боролись, сбрасывая друг друга в снег, и громко смеялись. Государь в это время рубил и пилил дрова. В этом Великие Княжны Ему тоже помогали, с необыкновенной ловкостью и силой взмахивая топором, так что щепки летели в разные стороны.
По вечерам они все сидели во главе с Её Величеством, усердно занимались рукоделиями, так как приближалось Рождество, и по старому обычаю, они хотели сделать всем подарки. Была устроена ёлка не только для всей прислуги, но и для дежуривших в первый и во второй день взводов охраны, причём каждый из солдат и каждый человек из прислуги получили какую-нибудь полезную вещь собственной работы Её Величества или Их Высочеств, вроде вязаной шапки или перчаток.
Как я уже говорила, мы с братом проводили Рождество одни, так как мой отец был с Их Величествами, а нас туда не пустили. Но благодаря вниманию Её Величества, и для нас этот день не прошёл незамеченным. Утром в Сочельник Её Величество спросила моего отца, есть ли у нас ёлка, и узнав, что нет, тотчас же послала кого-то из прислуги в город за ёлкой для нас и приложила к этому несколько подсвечников, «дождя», «снега» и свечей, собственноручно подрезанных Его Величеством.
Затем, вечером того же дня мы получили тоже по вышитой работе Их Высочеств, рисованную Её Величеством закладочку и по вещице: моему отцу – вазу, брату – книгу с надписью и мне брелок – золотой самородок с брильянтом, который впоследствии, к моему великому горю, вместе с браслетом матери и брелочком отца был у меня украден. Не могу сказать, как тронуло нас это внимание со стороны тех, кто больше всего сами нуждались в поддержке и имели силу не только переносить всё с мужеством и бодростью, но и оказывать столько внимания и ласки всем окружающим, не исключая людей, Их предавших, державших Их как узников.
Ледяную гору Великих Княжон солдаты разрушили на том основании, что, поднимаясь на эту гору, Их Высочества оказывались уже вне забора, на виду у публики, которая собиралась на Них смотреть».
«Самого отъезда Их Высочеств в Екатеринбург мы не видели и не пошли на пристань, так как нам сказали, что туда не пускают. Дальнейшее же я знаю со слов Жильяра, баронессы Буксгевден и камердинера Волкова.
Издевательство охраны продолжалось и на пароходе. К открытым дверям кают Великих Княжон были приставлены часовые, так что они даже не могли раздеться.
Вся провизия, присланная Их Высочествам местными жителями, Ивановским монастырем и заключавшаяся в ледниках с молоком, квасом, творогом, пирогами и печеньем, была отобрана красногвардейцами в свое пользование. Они выдавали им только немного молока, а у баронессы Буксгевден нашлось в кармане несколько холодных зраз и сладких кексов. Это было всё их питание.
Не знаю, как продолжалось в поезде до Екатеринбурга, но по приезде туда все были немедленно разделены. Великие Княжны и Наследник в сопровождении двух лакеев – штандартских матросов Нагорного и Седнева, повара и поварёнка были отвезены в Ипатьевский дом, причём Великих Княжон самих заставили нести свой багаж, и Татьяна Николаевна поразила всех своей силой, неся с легкостью по чемодану в каждой руке.
Графиня Гендрикова и Екатерина Адольфовна Шнейдер, Татищев и камердинер Волков были отправлены в тюрьму, где первых двух по нездоровью поместили в тюремную больницу.
Жильяра, баронессу Буксгевден, несколько человек прислуги, Кирпичникова в том числе, отвезли на запасные пути, где уже скопилось до 35 000 беженцев, хворавших и умиравших в невероятной грязи, которая может образоваться от такого скопления народа.
С тех пор, как Их Высочества уехали, мы уже больше не имели никаких сведений ни от них, ни от моего отца, так как стали железные дороги, и вскоре мы очутились под разными правительствами благодаря чешскому движению. Всё остальное я знаю со слов Жильяра и баронессы Буксгевден, которые, живя на запасных путях, изредка заходили в город и видались с доктором Деревенко.
В первые же дни по приезде в Екатеринбург Жильяр проходил мимо Ипатьевского дома, когда оттуда красногвардейцы вывели лакеев Нагорного и Седнева и, усадив на извозчика, увезли куда-то под конвоем. В тот же день оба были расстреляны.
Красноармейцы ими давно были недовольны, так как считали, что они позорят честь матросов, служа при Царской Семье. Теперь же, в Екатеринбурге, Нагорный не стерпел грубого обращения Родионова с Алексеем Николаевичем и, выйдя за ним, закричал на него, что если он ещё раз позволит себе какую-либо грубость, он, Нагорный, его просто изобьёт.
Только после ухода большевиков удалось разыскать по платью брошенные красногвардейцами и разлагающиеся тела матросов и похоронить их.
Та же участь, что и Нагорного с Седневым, постигла всю свиту, заключенную в тюрьме. В разное время были выведены из тюрьмы Татищев и князь Долгоруков и расстреляны. Графиню Гендрикову, Екатерину Адольфовну Шнейдер и камердинера Её Величества Волкова перевели в Пермь и держали в одной тюрьме с супругой Его Высочества Князя Иоанна Константиновича – Еленой Петровной и её приближенными. Они очень нуждались в тюрьме, в особенности графиня Гендрикова, не имевшая при себе никаких вещей. Она сама стирала своё бельё под краном, причём, имея только одну смену белья, она, стирая блузу, надевала рубашку, а стирая рубашку, надевала блузу. Однажды её вызвали к комиссарам:
– Отчего Вы не попросите Ваши вещи? – спросили её.
– Мне ничего не нужно, – спокойно сказала графиня.
– Что Вы хотите?
– Служить Их Величествам до конца дней своих.
– Ах так?
– Да, так.
– Ведите обратно в тюрьму.
Когда после этого пришла стража и велела графине и Екатерине Адольфовне идти за собой, то всем стало ясно, зачем. Графиня встала совсем спокойная и только сказала: «Уже?», но, по-видимому, потом она поверила словам красноармейцев, объявивших, что их просто переводят в другую тюрьму.
Кроме неё и Екатерины Адольфовны Шнейдер, в этой партии было ещё несколько мужчин и женщин и камердинер Волков. Последний, заметив, что их ведут всё дальше и дальше и слышатся какие-то подозрительные свистки из лесу, решился бежать, и в тот момент, когда ведшие их солдаты по одному из свистков свернули в чащу, он перепрыгнул через канаву и бросился бежать; за ним раздались выстрелы, и он слышал, как графиня Гендрикова вскрикнула. Впоследствии её тело и тело Екатерины Адольфовны Шнейдер были найдены зарытыми около города. Теперь же они похоронены в Перми».
«Жизнь арестованных в Ипатьевском доме становилась с каждым днём ужаснее. Произвели обыск и забрали всё драгоценное, причём у Алексея Николаевича с кровати сорвали золотую цепочку, на которой висели образа. Принеся пищу, – то, что оставалось после караула, – плевали в неё или убирали тарелки, когда арестованные только что начинали есть.
Первое время Великие Княжны готовили Её Величеству отдельно на спиртовке кашу и макароны, приносимые доктором Деревенко, но вскоре Деревенко перестали пускать к ним, и они больше ничего не получали.
В то время в екатеринбургском совдепе состоял один германский шпион (впоследствии оказалось, что Яковлев – бывший русский офицер и тоже германский шпион). Член екатеринбургского совдепа – шпион германского правительства был впущен комиссарами к Государю и заявил, что вся Царская Семья будет освобождена и отправлена за границу, если Их Величества подпишут Брестский мир. Их Величества отказались, и после этого жизнь их стала ещё хуже.
Был назначен новый комиссар – еврей Юровский. Отношение охраны было сплошным издевательством, а Их Величества сносили всё с истинно христианским смирением святых мучеников. Они погибли мученической смертью в ночь с 3 на 4 июля (с 16 на 17 июля) 1918 года.
Слух об этом ужасном, неслыханном преступлении сразу пополз по Сибири, как ни скрывали его участники этого дела. Конечно, никто из нас не верил слуху до тех пор, пока по приезде во Владивосток я не увидела людей, лично читавших всё дело, веденное генералом Дитерихсом. В ночь с 3 на 4 июля (16-17) 1918 года царственным узникам приказали собираться в дорогу. Вся Царская Семья, мой отец и прислуга были скоро готовы, и все сведены в подвальную комнату Ипатьевского дома. Там им предложили подождать. Они попросили стулья; было принесено два: на один из них сел Государь с Наследником на руках, на другой Императрица. Они недолго ждали, как вошел Юровский в сопровождении 12 солдат, из которых только два было русских, остальные евреи и латыши. Юровский обратился к Государю:
– Вы отказались принять помощь Ваших родственников, поэтому я должен Вас расстрелять.
Государь совершенно спокойно перекрестился и встал на колени, по-прежнему держа Наследника.
Императрица также перекрестилась и преклонила колена.
Раздались выстрелы. Юровский стрелял в Государя, солдаты по остальным. Когда уже переворачивали тела и добивали штыками, очнулась Великая Княжна Анастасия Николаевна и закричала. Её тоже добили.
После этого тела были обобраны, свалены в автомобиль и свезены в лес, где сжигались на двух кострах – огневом и кислотном; несмотря на такое усердное уничтожение, некоторые мелкие вещицы уцелели в золе, и я видела фотографии с них и узнала известные мне вещи Царской Семьи и моего отца...
Так погибли эти великие люди, эти действительно верующие христиане. (…) Да простит нам Господь Бог и святая семья Царских мучеников наш великий грех, и да поможет нам Христос начать новую светлую жизнь по Его учению!»
